"красный герцог", влюбленый в прекрасное. "красный герцог", влюбленый в прекрасное Династия висконти

Большинство людей слышало о «Миланской гадине», и многие читали роман, который так и называется. Возможно, некоторые из вас видели доспехи, изображающие огромного змея, стоящего на хвосте, с маленьким человеком в огромной пасти. Монстр, пожирающий ребенка. Такой неприглядной была эмблема Висконти. Существует рассказ о том, что член этого семейства во время крестового похода убил сарацина и присвоил себе его эмблему. Надо сказать, что пришлась она как нельзя кстати: семья отличалась змеиным нравом и готова была пожрать всякого, кто оказывался на ее пути.

Среди благородных семейств средневекового Милана Висконти были наиболее дееспособными и хитрыми. Они захватили власть и не выпускали ее из рук более ста лет. В современном городе о них сейчас мало что напоминает, за исключением собора, строительство которого, как я уже говорил, задумали именно Висконти. Выродившись, они сумели возродиться в семействе Сфорца, которое и приняло от них эстафету. Последняя из рода, незаконнорожденная дочь наделила дом Сфорца всеми качествами Висконти - хорошими и плохими, и вторая семья стала отражением первой, увековечив даже имя Висконти - Галеаццо Мария. Такого необычайного имени в Италии вы больше не встретите. Дано оно было, по слухам, сыну Маттео иль Гранде, потому что Родился он в январскую ночь 1277 года под крик петухов - ad cantu galli,- а имя Мария Висконти давали всем мальчикам с тех пор, как молитва ГалеаццоIII Деве Марии о наследнике была услышана.

Висконти были связаны и с Плантагенетами. Когда я брожу по Милану, мне кажется нереальным, что по этим улицам мог ходить Чосер, или что Лионель, герцог Кларенский, самый высокий и красивый из сыновей ЭдуардаIII, женился на Виоланте, дочери ГалеаццоIII, и что Болингброк задолго до того, как сделаться королем ГенрихомIV, посетил двор Милана и подружился с ГалеаццоIII. Генрих даже вскружил голову юной наследнице Висконти, но ей не удалось заполучить его, а то она была бы королевой Англии.

О чем думали Плантагенеты, когда в 1368 году ехали в Ломбардию на свадьбу Лионеля? Туда двигалась кавалькада из пятисот аристократов и более тысячи лошадей. Они направлялись в страну состоятельных людей, богатейшими среди которых были Висконти. Эти люди сделали себя сами. Аристократами по рождению - в феодальном смысле этого слова - они не являлись; короля у них не было, но они находились в некой зависимости от отсутствующего императора. Путешественники готовили англичан к тому, что им предстоит увидеть странную землю, где элита жила не в замках, а в городских стенах, как какие-нибудь купцы. Впрочем, многие из них купцами и являлись. Страна эта вряд ли могла чем-нибудь удивить английских аристократов. Вышло же все по-другому. Когда они своими глазами увидели эту землю, изумлению их не было конца: правители здесь нанимали армию, а сами на войну не ходили, сидели, словно купцы, и руководили битвой за столом, а не с седла, как полагалось бы королям.

Начиналась эра Ренессанса, и хитроумный принц пришел к власти задолго до того, как кто-то услышал о Макиавелли. Богатства Милана более ста лет продолжали удивлять средневековых путешественников. Мощеные улицы, каменные дворцы, набитые товарами магазины, фабрики - все это изумляло чужестранцев точно так же, как поражали в начале XX века приезжих Соединенные Штаты Америки. Все, что производилось в Милане, было сделано на высшем уровне. Здесь выхаживали лучших военных лошадей, изготовляли лучшее оружие. Боевые кони паслись на прекрасных заливных лугах. Рассказывают, что во время государственных праздников воины Милана вставали по обе стороны улицы с поднятым вверх оружием, заключенным в ножны из инкрустированной стали. Миланский шелк славился по всей Европе, как и спряденная и окрашенная в Милане шерсть английских и французских овец.

Во время свадебных торжеств Плантагенетов - Висконти в Милане было два злодея: ГалеаццоII и его брат Бернабо - страной они правили на равных условиях. Трудно отыскать двух столь непохожих друг на друга людей. Бернабо, грубый старый солдат, женился на Беатриче делла Скала из Вероны, имя которой до сих пор на устах меломанов. Семья Бернабо была большая, и, несмотря на то, что он прижил тридцать шесть незаконных детей, жена - по слухам - нежно его любила. Бернабо был к тому же страстным собачником; несчастные крестьяне должны были обслуживать пять тысяч охотничьих собак. Чувством юмора Бернабо не отличался; в нем не было тонкости, только грубость и жестокость. Однажды ему чем-то не понравилось письмо папы, он запихал его в глотки посланцев, двух бенедиктинских аббатов, и заставил тех разжевать его вместе с печатью и шелковыми лентами. Чосер, должно быть, проявлял к нему интерес, потому Что он встречался с ним, когда ездил по делам в Милан. Другой брат, ГалеаццоII, отличался более мирным нравом, да и семья у него была не такая многочисленная: двое детей - дочь Виоланта и сын, будущий ГалеаццоIII, ставший впоследствии самым властным и зловещим Висконти. Но в 1368 году, когда англичане подъезжали к городским воротам, до этого времени было еще десять лет.

Англичан приветствовал весь двор. Светлые волосы ГалеаццоII украшал венок из роз. Свадебная церемония проводилась перед дверями церкви Святой Марии Лаго-Маджоре, а на пиру даже мясо было позолочено. Трубы приветствовали появление нового блюда - было их всего шестнадцать, и каждый раз при этом гости получали подарки. Кому-то дарили воинские доспехи или собак в золотых ошейниках; некоторые получали рулоны шелка и парчи или соколов, присоединенных золотой цепочкой к жердочке, покрытой бархатом и золотым кружевом. Рассказывают, что среди приглашенных на свадьбу гостей был Петрарка, а стало быть, нарождалась новая эпоха. Присутствовал и французский поэт Фруассар. Возможно, он сидел рядом с Петраркой - старый романтический и рыцарский век бок о бок с новым миром платоновской академии. Фруассар получил в дар тунику из дорогой материи, сидевшую на нем, как перчатка. К сожалению, союз между Плантагенетами и Висконти оказался недолгим: Лионель, герцог Кларенский, умер пять месяцев спустя. Возможно, гостеприимство, оказанное ему в жарком климате, не пошло ему на пользу. Его похоронили в Павии, позднее останки перевезли в Англию и погребли в Клэре, в Суффолке.

Зачем Чосер ездил в Милан спустя десять лет, неизвестно. Миссия была дипломатической, а возглавлял ее сэр Эдвард Беркли. Так как встречались они с Бернабо Висконти, возможно, дело касалось войны с Францией, а может быть, разговор шел о браке дочери Бернабо Катерины и одиннадцатилетнего РичардаII. В мае поэт выехал из Лондона в Ломбардию. Все, что нам известно о его путешествии,- это отчет о расходах: в день ему выдавали по 13 шиллингов. Чосер не в первый раз поехал в Италию: в 1372 году он уже побывал в Генуе и Флоренции, и все равно он поразился выстроенному из камня Милану. Какой контраст с немощеным Лондоном, из которого он только что выехал! «Сточные канавы новые, улицы вымощены камнем, и воров, кажется, нет вовсе,- пишет Марчет Чут в книге „Джеффри Чосер из Англии“ („Geoffrey Chaucer of England“).- Каждый трактир отвечает за регистрацию гостей и записывает их имена в специальный журнал. У Висконти была собственная почта, которой он иногда разрешал пользоваться и другим. В почтовой конторе на письма ставили штамп и не вскрывали, если только у Бернабо не было причин подозревать какую-то крамолу».

Поселили Чосера, должно быть, в старом замке Висконти, который и сейчас стоит на том же месте и где Бернабо жил вместе со своим многочисленным законным и незаконным потомством. Английские послы обсуждали дела, как мне кажется, в большом зале, давно исчезнувшем, а жаль - ведь фрески для него писал сам Джотто. Могу представить, как Чосер, лежа в огромной итальянской кровати в комнате, облицованной камнем и увешанной гобеленами, прислушивается к доносящимся до него звукам миланского утра и думает о комнатке над Олдгейтом, восточное окно которой смотрит на поля бедного Уайтчепела, где хранятся его книги. Ничуть не сомневаюсь, что Чосер сиживал и в библиотеке, которую Бернабо собрал в замке. Возможно, поэт, как и любой другой турист, посетил дом возле базилики Святого Амвросия, тот самый, в котором несколько лет прожил Петрарка. «Италия Для Чосера была и тем, чем для современного американца является Европа, и тем, чем Америка является для современного европейца,- писал доктор Коултон. - В Ломбардии и Тоскане он увидел намного больше, чем в Брюгге,- новые способы торговли и промышленности, более просторные деловые постройки, чем даже в родном его Лондоне. К тому же в Италии он нашел то, что так восхитило Рескина в первый его приезд в Кале: здесь „неразрывны связи между прошлым и настоящим…“». Если Чосер когда-либо и встречал Петрарку или Боккаччо, то произойти это должно было во время первого его посещения Флоренции - в 1372 году, потому что в следующий его визит обоих уже не было на свете.

Интересно представить себе Чосера, шагающего по улицам Флоренции за семьдесят лет до Лоренцо Медичи и Боттичелли. Должно быть, он беседовал с пожилыми флорентийцами, видевшими Джотто за работой над колокольней. «Большая часть того, что радует путешественника в современной Италии, существовала уже при Чосере,- писал доктор Коултон,- причем видел он и много того, чего нам никогда не увидеть… Бледные тени фресок, на которые смотрим мы с горьким чувством, были тогда во всей своей красе и свежести, а тысячи других давно исчезли». Когда он ходил по улицам Флоренции, воспетым Боккаччо, то видел те самые деревья на склонах Фьезоле, под которыми рассказывали свои истории любовники «Декамерона». Чосер был там в тридцатилетнем возрасте, и он не написал еще ни строчки из «Кентерберийских рассказов». А когда написал, то в «Рассказе монаха» упомянул о смерти Бернабо Висконти, случившейся в 1385 году, через семь лет после посещения поэтом Милана. «Это,- говорит мистер Когхилл в „Кентерберийских рассказах“,- самое последнее историческое событие, опубликованное в поэме». А вот и строчки Чосера о смерти Бернабо - по версии господина Когхилла:

Варнава Висконти, Милана славный государь,

Варнава Висконти, бог разгула без препон

И бич страны! Кончиною кровавой

Твой бег к вершине власти завершен.

Двойным сородичем (тебе ведь он

Был и племянником и зятем вместе)

В узилище ты тайно умерщвлен,

Как и зачем, не знаю я по чести.

Так описано самое коварное и драматическое событие в истории средневекового Милана, и многие англичане встречали непосредственных участников этой истории. Среди них был Джан Галеаццо, единственный сын ГалеаццоII. Ему было пятнадцать лет, когда его сестра вышла замуж за Лионеля Кларенского. Подросток появился на свадебном пиру в великолепном платье. Под началом Джана Галеаццо была группа юношей, одетых в военные доспехи, изготовленные лучшими оружейниками Милана. Галеаццо был прилежным и застенчивым молодым человеком. Он производил впечатление книжного червя, для которого библиотека - самое лучшее место на свете. Когда его отец умер в 1378 году, а он сделался ГалеаццоIII, ему исполнилось двадцать пять лет. Его старый дядя - Бернабо, с которым он разделял управление государством, считал, что характер племянника недостаточно тверд. В течение семи лет Галеаццо был образцовым принцем. Доброта и человечность привлекли к нему в Павии бесчисленных друзей. В этом городе была резиденция принца, Бернабо же жил в Милане. Постарев, дядя сделался еще более раздражительным и властным. Однажды Галеаццо решил навестить усыпальницу Девы Марии в Варесе. Рассказывают, что по пути он хотел заехать в Милан, чтобы обнять любимого дядюшку. Бернабо выехал навстречу племяннику и улыбнулся: «Бедняга, какой же он трус: отправившись в короткое путешествие, он захватил с собой охрану из четырехсот солдат». Галеаццо что-то прошептал, охрана сомкнулась вокруг Бернабо Висконти и сопроводила его в Милан в качестве пленника. Дворец был разграблен, а члены большого семейства Бернабо убиты. Галеаццо провозгласили единственным правителем. Семь месяцев спустя старик Бернабо умер в тюрьме. Высказывалось предположение, что его отравили.

Змей Милана правил в течение семнадцати лет. Хотя сам он на поле боя никогда не появлялся, армия его повсюду одерживала победы. Он был успешен во всем, за исключением отцовства. Как я уже говорил, огромный собор в Милане - колоссальный памятник, отражавший его желание получить наследника. Это был тот самый Висконти, величайший правитель своего времени. Он подружился с Болингброком за много лет До того, как тот стал ГенрихомIV, королем Англии.

Хотя Генрих был довольно слабым монархом, в бытность свою принцем он много путешествовал и любил приключения. По характеру он был чем-то вроде странствующего рыцаря, путешествовал по Англии и Европе, посещал турниры и рыцарские поединки. В1393 году, когда ему было двадцать шесть лет, он провел два охотничьих сезона с тевтонскими рыцарями, охотясь за несчастными литовцами, оказавшимися христианами. Когда «крестовый поход» был окончен, Генрих Болингброк, чей титул в то время был - граф Дерби, в сопровождении друзей и слуг направился домой через Вену и Венецию. Дож принял его, а Сенат дал разрешение нанять галеру, чтобы отправиться в Святую Землю. Вернувшись в Венецию, он и его компаньоны нарядились в новые шелковые и бархатные одежды и отправились выбирать жилье. О прибытии Генриха заранее сообщали два герольда. Они ехали впереди, чтобы выбрать дома и конюшни и прибить к ним геральдические щиты.

Прибыв в Милан, Генрих узнал, что Галеаццо готов признать свое с ним родство, вспомнив злополучный союз Лионеля и Виоланты, заключенный тридцать лет назад. Хотя Болингброку было немногим больше двадцати, а Галеаццо почти пятьдесят, они сделались друзьями. Опять появилась возможность заключить брак английского принца и девицы рода Висконти. Девушкой была пятнадцатилетняя Лючия. Она сказала, что влюбилась в Болингброка и ни за кого другого замуж не пойдет! Следует сказать побольше об этой односторонней любви. Лючия так и не вышла замуж за своего героя, но судьбою ей было назначено жить и умереть в Англии. Через четырнадцать лет, когда Болингброк стал королем ГенрихомIV, он вспомнил о своей «добродетельной родственнице» и подыскал для нее английского мужа, красивого и галантного молодого Эдмунда Холланда, графа Кентского. Брачному союзу англичанина с Висконти опять не повезло: не прошло и года, как Лючия овдовела. Ее мужа убили в Бретани во время осады крепости. Она, однако, в Милан не вернулась, осталась в Англии и пережила и короля, которого любила, и его сына, ГенрихаV. Лючия умерла в 1427 году на земле, которую никогда бы не увидела, если бы принц не посетил Милан.

Когда для Болингброка настала пора сразиться на турнире с Моубреем - читатели Шекспира вспомнят, что такие поединки были запрещены РичардомII,- оружие он выбрал миланское. Галеаццо очень хотелось, чтобы его друг был хорошо защищен, и он послал в Англию несколько своих искусных оружейников проследить, чтобы все было сделано, как следует.

Большого интереса заслуживают интеллектуальные занятия Болингброка. Не следует ли первым англичанином, заинтересованным в новых науках, назвать короля, а не его сына, достопочтенного герцога Хамфри, которому всегда приписывали эту честь? Болингброк был первым английским королем, который начал собирать книги и передал любовь к знаниям своим сыновьям. Он был также щедр к ученым и писателям: Чосеру король удвоил денежное довольствие, поощрял Джона Гоуэра и пригласил поэтессу Кристину де Пизано ко двору. Интересно, знал ли он греческий язык? Во всяком случае, вполне можно допустить, что, будучи в Милане, он встречался с двумя важными греками, один из них - учившийся в Оксфорде Петр Филарг, архиепископ Милана. Шесть лет спустя Болингброк станет ГенрихомIV, а Филарг - антипапой АлександромV. Другой грек, Имануил Хрисоларас, был первым учителем классического греческого языка и, вполне возможно, преподавал в Павии во время пребывания там Генриха. Во всяком случае, Хрисоларас приехал в Лондон, когда Генрих уже стал королем, и посетил библиотеку собора, разыскивая старинные манускрипты. Герцог Хамфри явно многим был обязан своему отцу.

Сколько бы я ни смотрел на Миланский собор, то каждый раз думал о тщеславии человеческих устремлений и о родительских разочарованиях, ибо ГалеаццоIII верил, что его подарок Деве Марии будет быстро вознагражден. Когда стены выросли всего лишь на несколько футов, вторая его жена Катерина, бывшая одновременно ему двоюродной сестрой, произвела на свет сына и наследника, а спустя четыре года - второго. На радостях и из чувства благодарности Галеаццо постановил, что потомки его отныне должны носить имя Мария. Судьба была к нему милостива: он не узнал, что династия его закончится вместе с Джованни Мария и его братом, Филиппом Мария.

Второй герцог, Джованни Мария, был молодым садистом, которому нравилось смотреть, как волкодавы разрывают на куски преступников. Эта любопытная страсть к большим и свирепым собакам, кажется, была особенностью рода Висконти. Вспомните хотя бы Бернабо Висконти и пять тысяч его гончих. Рассказывали, что его внук, недовольный охотничьими собаками, рыскал ночами по улицам Милана со своим охотником Скварсиа Жирамо и свирепой сворой, бросавшейся на все, что двигалось по городу. Когда второму герцогу исполнилось двадцать четыре года, три миланских аристократа убили его и бросили тело в собор, в тот храм, который его отец основал в качестве пожертвования за долгожданного наследника.

Третий и последний герцог Висконти, Филиппо Мария, отличался другим характером. Он обладал блестящим живым умом и хитростью, хорошо разбирался в людях: нанял лучших генералов и сумел не только восстановить пошатнувшийся порядок в своих владениях, но и увеличил его казну. Снова имя Висконти грозно зазвучало во Флоренции и Венеции. Как и его предшественники, он умел хранить секреты. С его разведывательной службой никто не мог тягаться. Сам же он был жалким созданием: боялся грома, а потому устроил себе в замке комнату со звуконепроницаемыми стенами и запирался в ней, дрожа от страха, во время грозы. Его эдикты, впрочем, приводили в подобное состояние целые государства и правительства! Женился он на женщине вдвое старше себя, но, когда она исполнила свою политическую роль, обвинил ее в адюльтере и казнил. Достигнув среднего возраста, растолстел и был очень раним в отношении собственной наружности, а потому не позволял писать с себя портреты и не показывался на публике. Он окружил себя астрологами и колдунами. Подданные, которые видели иногда его, бесшумно ступающего по ночным коридорам или молчаливо, тайком скользящего по каналу в лодке, чувствовали, что в нем есть что-то дьявольское. Нехотя он женился во второй раз, но в первую брачную ночь выл, как собака. С молодой женой не захотел иметь дела, а убрал ее с глаз долой: запер в другой половине дворца вместе с женщинами и шпионами. Странно, однако: известно, что у Филиппо Марии было несколько преданных друзей и тайная многолетняя любовь талантливой женщины - Агнессы дель Маино, хотя и трудно поверить в правдивость всех этих слухов. Монстр точно не смог бы покорить Сердце такой хорошей женщины, как Агнесса дель Маино. У них была единственная дочь, незаконнорожденная Бианка Мария, очень хорошая, очаровательная и талантливая девушка. В юности она влюбилась в седовласого генерала, служившего у ее отца,- Франческо Сфорца. Они поженились, и, как я уже сказал, род Висконти снова продолжился...

(отрывок из книги Г. Мортона "Прогулки по Северной Италии") фото: wikipedia.org

У каждого художника есть хотя бы одно творение, запечатлевшее драму его собственной жизни. У графа Лукино Висконти Ди Модроне это «Леопард»: пронзительная повесть об угасании знатного сицилийского семейства. Аристократия уходит; ее место занимают нувориши. Благородный строй мыслей доказывает свою непригодность перед лицом жизненных реалий.

К концу жизни Висконти возненавидел жизнь - лишь за то, что не понимал ее. Жизнь упорно не желала подчиняться его мыслительным схемам, его мечтам и иллюзиям; и он мстил ей, возводя хулу и не чувствуя даже благодарности за щедрые дары, на него расточаемые. А дано ему было все: красота, и талант, и богатство, и бессчетные друзья, и награды, и почести...

И вот, перед самым финалом мир внешний сузился для него до размеров инвалидной коляски. Мир, более не требующий от него ни усилий, ни поступков. Через наушники в него сама собою вливалась симфония Брамса. Утруждал ли он себя вслушиванием? Или музыка, усыпляя, всего лишь ограждала его от страха смерти?

А ведь когда-то он изучал композицию и вполне прилично играл на виолончели. В тринадцать лет он дебютировал на сцене Миланской консерватории. Казалось бы, отличное начало музыкальной карьеры. Но становиться профессионалом? День за днем мучить себя и инструмент, гоняясь за призраком совершенного звука? Не спать ночами, пытаясь разгадать тайны интерпретации? Зачем это всё, если и без того чувствуешь себя избранным.

Виолончель была прихотью его светской, честолюбивой, любящей, буржуазной матери. Карла Эрба была дочерью аптечного магната. Выйдя замуж за Джузеппе Висконти ди Модроне, герцога Граццано, она пожелала дать своим семерым детям настоящее аристократическое воспитание. В их детстве была только музыка и языки, языки и музыка... Мать приучала их к дисциплине, но позабыла просветить о существовании реальной жизни. Она полагала величайшим благом, что ее детям никогда не придется работать и утверждать себя в мире людей. Горячо любя, она, сама того не ведая, навлекла на них старинное проклятие, издревле тяготеющее над родом Висконти: вечно хотеть безграничной власти над действительностью и вечно, побеждая, терпеть поражение.

А началось это больше тысячи лет назад, когда Висконти, ведущие свой род от Карла Великого, были самым богатым и влиятельным семейством в республиканском Милане. Сама фамилия Висконти происходит от титула: vis-conte - виконт, или графский наместник. Но одной лишь власти на земле этим людям было мало. О, с каким же размахом, с каким великолепным пренебрежением к действительности они фантазировали! Сие и не снилось их потомку-режиссеру.

Один из Висконти, по имени Бернардо, построил роскошный дворец, в котором обитало 500 породистых псов. Еще столько же их собратьев находилось на содержании у жителей Милана, вынужденных ежемесячно представлять подробный отчет в особое собачье ведомство. Если какая-то собака безвременно уходила в мир иной, ответственный за неё гражданин немедленно отправлялся на эшафот. Собаками увлекался и Джанмария Висконти - один из последних Висконти, герцогов Милана. По некоторым сведениям, он специально натаскивал их для "охоты" на людей.

Лукино Висконти дворцов для собак не строил. Но в юные годы он с увлечением занимался лошадьми. В том возрасте, когда нормальные люди пишут магистерский диплом или флиртует с девушками, будущий режиссёр днями напролёт тренировался в выездке. Пройдут годы, и он точно так же будет дрессировать актёров. Ален Делон, сам знавший толк в коневодстве, тонко подметил, что Висконти обращается с людьми, как с лошадьми. Режиссёр верил, что выдрессировать можно кого угодно, - в том числе и человека. А если человек сопротивлялся - тем хуже для него.

Первыми его подопытными кроликами была юная супружеская пара - Ален Делон и Роми Шнайдер. Оба они к тому времени уже снимались в кино, но Висконти захотелось вылепить из них "нечто эдакое". И он пригласил их обоих сыграть в поставленном им спектакле по пьесе английского драматурга XVII века Джона Форда "Как жаль, что ты шлюха!" Неважно, что ни тот, ни другая никогда не играли в театре и не имели актёрского образования. К тому же, Шнайдер, будучи родом из Австрии, почти совсем не знала французского языка. Но Висконти был уверен, что сумеет их выдрессировать. Ему казалось пикантным выставить на сцене реальных любовников, каковыми были в то время Шнайдер и Делон. Да ещё в такой скандальной драме, где в основе сюжета был инцест - любовная связь между братом и сестрой.

К тому же, почти одновременно Висконти задействовал Роми Шнайдер в своём знаменитом фильме "Боккаччио-70". Там Шнайдер играет роль обольстительной и порочной аристократки, которая сексуально провоцирует мужа, а затем требует с него плату за секс. В отличие от Белтолуччи, Висконти не снимал секс "вживую". Но он добивался от актрисы желаемых эмоций, невероятно унижая её и заставляя испытывать мучительный стыд.

Точно так же он работал с ней и над ролью в спектакле. Помимо изматывающих репетиций, она по требованию режиссёра посещает интенсивные курсы французского языка. От нервного срыва её спасает приступ аппендицита, случившийся буквально накануне премьеры. Операция, несколько дней вынужденного отдыха... тот самый случай, когда больничная койка только во благо. Но премьеру никто не отменял, и актриса вынуждена была играть в корсете, чтобы не разошёлся шов.

Доволен ли был дрессировщик успехом своих питомцев? И был ли сам успех?

Об этом история не то чтобы умалчивает, но понять ничего невозможно. По сообщениям прессы, 1100-местный Le theatre de Paris, несмотря на своё исходно плебейское предназначение, был битком набит аристократией и знаменитостями всех мастей. Здесь был Жан Кокто и Анна Маньяни, Ингрид Бергман и Ширли Маклейн. Уже одного присутствия этих особ - в гремучей смеси cо скандальностью самого сюжета - было достаточно, чтобы бульварная пресса трубила о спектакле на всех углах. Что действительно происходило на спектакле, сказать сегодня трудно. Говорят, будто бедный Делон окаменел от страха и не мог выдавить из себя ни единого слова, а Роми застенчиво и мило декламировала текст. Так ли это было? Никто уже не знает, или не помнит, или не хочет помнить и знать. Спектакль был «эпохальным», как принято говорить в околокультурных кругах. А хорош он был или плох - этого никто, по сути, не заметил. И так было со многими, если не со всеми творениями режиссёра.

Действительность не прощает насилия над собой - вот чего никогда не могли понять Висконти ни в четырнадцатом, ни в двадцатом веке.

Восхождение Висконти на миланский герцогский престол длилось больше двух веков. Собственно, они этот престол и создали. Во времена относительного безвластия они верховодили в городском магистрате, потом сделались правителями и даже стали передавать свою власть по наследству. Наконец, в 1310 году правитель Милана, гибеллин Маттео Висконти добровольно распахнул городские ворота перед германским королём Генрихом VII. Завоеватель, который вскоре стал ещё и императором Священной Римской империи, короновался ломбардской железной короной и в благодарность назначил Маттео Висконти своим наместником и миланским графом. В «Божественной комедии» Данте («Чистилище», песнь VIII), которая была написана как раз в это время, упоминается геральдический знак Висконти: «ехидна, в бой ведущая Милан». Позже герб был видоизменён и стал изображать змею, пожирающую младенца. Читавшие Юнга знают, что это означает. О, как жестоко должны были страдать носители этого герба!

Их правление было беспрецедентно деспотичным и жестоким. В отличие от Медичи во Флоренции, Висконти не играли ни в просвещённость, ни в гуманизм. Особенно злодействовал Бернабе Висконти - тот самый, который впоследствии был схвачен и казнён своим племянником Джангалеаццо Висконти, который за считанные годы завоевал почти всю Северную и Среднюю Италию, а в 1395 году, заплатив императору Священной римской империи баснословную сумму 100 000 флоринов, получил от него титул герцога Миланского, специально для этой цели учреждённый.

Но Джангалеаццо так и не добился своей цели - объединить под своим владетельным скипетром всю Италию. 3 сентября 1402 года он умер от чумы, оставив после себя двух малолетних сыновей. Один из них впоследствии отравил свою мать, другой - задушил жену. Оба очень много воевали и уничтожили беспрецедентное количество собственных сограждан. В мае 1409 года уставшие от войн миланцы собрались на площади и стали выкрикивать: «Мира! Мира!» - в ответ на что правивший тогда Джанмария Висконти приказал солдатам утихомирить народ, и те убили двести человек. После этого он специальным указом запретил произносить слова «война» и «мир», так что даже священники во время мессы вместо «dona nobis pacem» говорили «dona nobis tranquillitatem».

Обуянные жестокостью и жаждой власти, герцоги Висконти позабыли о том, что эту власть нужно будет кому-то передать. Последней в роду была Бьянка Мария, побочная дочь Филиппа Мария Висконти. Как женщина она не имела никаких прав на миланский престол, и отец выдал ее замуж за кондотьера Франческо Сфорца - человека безродного, но властолюбивого. Тот дождался смерти тестя, спровоцировал голодные бунты в Милане и был благополучно призван на герцогство.

Так вымер славный род миланских герцогов Висконти. Как видно, режиссёр не был их прямым наследником, а принадлежал к некоей боковой ветви. Но идея вымирания рода была ему близка - подобно тем давним герцогам, он также не оставил наследника. Ни в жизни, ни в искусстве. В жизни - поскольку личные его особенности не позволяли ему связать себя с женщиной. В искусстве - из-за глубокой, непреодолимой ненависти к «племени младому, незнакомому». К тем, кому предстояло жить после его смерти.

Висконти упрекал молодых коллег в иждивенчестве в конформизме, в том, что «они не хотят ни во что углубляться». «В целом кино сегодня малозначительно, глухо и слепо к жизни... Я смотрю вокруг и ничего не вижу. А если вижу, то одни неудачи». О Дзеффирелли: «Мальчик подавал надежды, но по дороге испортился. А теперь то и дело впадает в такое глупое, такое женское тщеславие! Вы знаете, я ему звонил, я ему сказал: "Ты хуже Тейлор!"»

В душе у Висконти всегда было много горечи. Быть может, её причина - в той давнишней, родовой утрате, когда плоть - владение - обратилась в прах, и остался лишь дух - титул. Какая убогая участь! Все равно, что певица без голоса или красавица, утратившая свою былую красоту.

Первым в их роду, кто сумел подняться из руин былого величия и выстроить герцогство «не от мира сего», был Эннио Квирино Висконти - знаменитый археолог, хранитель парижского Лувра. На его работы ссылался Стендаль в своём «Жизнеописании Гайдна, Моцарта и Метастазио». Его сын Лодовико Туллио Джакомо Висконти спроектировал новые корпуса Лувра и создал гробницу Наполеона во Дворце инвалидов.

Этот трепетный восторг перед культурой сто лет спустя передался и Лукино Висконти. Его фильмы - это бесконечно длящаяся попытка воскрешения давних ароматов. Через осязаемую густоту вещного мира - зеркал и посуды, кружев и тюля - он стремился воссоздать саму плоть XIX столетия. В своей заботе о вещественной подлинности он частенько доходил до чудачества и истерии. Его люди сбивались с ног, чтобы удовлетворить его немыслимые капризы. Он гонял их, как собак или даже хуже, наотрез отказываясь приступать к съемкам, покуда на площадке не появлялись настоящие бриллианты от Картье, богемский хрусталь, постельное белье из чистейшего голландского полотна. А однажды он потребовал раздобыть для героини самых лучших французских духов.

Казалось бы, зачем в фильме запах, если зритель всё равно его не почувствует? Но кроме зрителей, есть ещё и актёры. И режиссёру было нужно, чтобы актёр через запах, через реальные приметы времени и места вжился в далёкий мир, который с предельной подлинностью воссоздавался на съёмочной площадке. Материалист до мозга костей, Висконти искренне верил, что лишь через подлинность вещей можно обрести подлинность чувств. Собственно, и люди, и чувства были для него такими же точно вещами.

К 30 годам, превратившись в законченного сибарита и плейбоя, он шатался по миру, совершенно его не понимая и не любя. У него не было никакого образования, за исключением кавалерийской школы в Пинероло, в которую он поступил после того, как сбежал из колледжа под влиянием несчастной любви. Тогда, почти ещё мальчишкой, он единственный раз в жизни влюбился в девушку и пытался на собственные деньги снять фильм, в котором она должна была сыграть главную роль. Но ничего из этого не вышло. Девушка вскоре вышла замуж за его брата, и оскорблённый режиссёр все отснятые материалы уничтожил.

Кино оказалось плохим подспорьем в решении реальных проблем. Но когда он в 1936 году по воле судьбы очутился в Париже, именно кино стало для него спасением. Он познакомился с модисткой Коко Шанель, которая, видя его незавидное положение, пристроила «этого аристократишку» (как она его называла) в съёмочную группу Жана Ренуара. Это был весьма почитаемый в авангардистских кругах кинорежиссёр, сын знаменитого художника.

Поскольку Висконти ничего не умел, ему предложили унизительную для него должность костюмера, на что он вынужден был согласиться. А тут ещё вся труппа во главе с Ренуаром заболела «детской болезнью левизны», которая в ту пору была чрезвычайно модной среди парижской интеллигенции. Именно тогда Ренуар провозгласил свой принцип «ангажированного» кино, которое должно было нанести решающий удар по ненавистной «буржуазной действительности». Но фильм снимали до неприличия аполитичный: «Загородную прогулку» по рассказу Ги де Мопассана. Можно себе представить, как смотрелся на этом опереточном «революционном» фоне деклассированный граф-костюмер с его эстетскими замашками.

Так Висконти впервые почувствовал себя то ли белой вороной, то ли черной овцой. Чтобы хоть как-то найти общий язык с окружавшими его леваками, он стал читать Маркса, зубрить коммунистические лозунги, изучать кинофильмы «Чапаев» и «Путевка в жизнь»... Советское кино ему совсем не нравилось. Узнай Ренуар о том, что новый костюмер больше любит «Голубого ангела» Штернберга с роскошной Марлен Дитрих, он бы тут же его уволил.

Зато Висконти пришлась по вкусу марксистская идеология. Более того - при всей своей несовместимости с аристократическим укладом бытия, марксизм оказался для него целебен. Он избавил будущего режиссёра от неуверенности и невротических страхов.
«Хорошо быть коммунистом, потому что коммунисты занимают самую правильную позицию», - говорил он. Быть носителем «единственно верного учения», никогда и ни в чём не сомневаться - не это ли заветная мечта всякого невротика?

Стабильность, впрочем, оказалась иллюзорной. Через месяц на съёмочной площадке зарядили дожди, у актера Жоржа Дарну разболелись зубы... Ренуар заявил, что бросает всё и едет снимать очередную агитку. «Загородная прогулка» была закончена в 1946 году в США, но Висконти уже в этом не участвовал.

После того, как эпопея с Ренуаром закончилась, Висконти вновь оказался не у дел. Но теперь он знал, что хочет делать кино. В 1943 году он снял свой первый фильм - «Одержимость» по роману Джеймса М. Кейна «Почтальон всегда звонит дважды». Съёмки фильма проходили в муссолиниевской Италии. Режиссёр послушно представил сценарий в тамошний минкульт, получил разрешение на съёмки и благополучно приступил к работе. В наших краях за такое наверняка обвинили бы в коллаборационизме и отправили в лагеря на много-много лет. Висконти же каким-то образом выдавал себя за жертву фашизма и героя Сопротивления. Когда война стала подходить к концу, и в воздухе запахло жареным, он спешно вступил в ряды Коммунистической партии Италии, тут же угодил в лапы гестапо, а оттуда - в тюремную больницу, где он благополучно дождался прихода американцев. Должно быть, из-за того, что американцы его освободили, он особенно сильно ненавидел Америку.

А по окончании войны он одолжил денег у Итальянской коммунистической партии и снял свой единственный марксистский фильм «Земля дрожит» (1947). Задумка была на редкость «крутая», даже по меркам модного тогда неореализма. Не будучи сам профессионалом, он набрал в съёмочную группу сплошных дилетантов. Возможной причиной тому были опасения, что профессиональные актёры, операторы и художники очень быстро разоблачат его непрофессионализм.

Впрочем, у него всегда был нюх на талантливых людей. Художником у него был недоучившийся студент архитектуры Франко Дзефирелли, ассистентом режиссёра - Франческо Рози. Оба они впоследствии стали культовыми режиссёрами итальянского кино. В качестве актёров в фильме снимались жители деревушки Ачи Трецце - рыбаки да торговцы рыбой. Сценария не было; персонажи разговаривали на сицилийском диалекте. Висконти верил, что этому странному эстетскому фильму суждена великая судьба. Он не сомневался, что, посмотрев его, простые люди поднимутся и свергнут ненавистный буржуазный строй. Когда партийные деньги закончились, он без колебаний продал семейную коллекцию картин и драгоценностей - лишь бы закончить работу над фильмом.

К сожалению, эта жертва никогда не окупилась. Кассовый успех равнялся нулю. Три десятилетия спустя американская писательница и член французской компартии Сьюзен Зонтаг включила фильм Висконти в свой сугубо субъективный список «12 фильмов, наиболее ценных и актуальных в контексте современной кинокультуры». Но это парадоксальным образом лишь подчеркнуло эстетическую маргинальность фильма и его крайнюю оторванность от вкусов и потребностей простых людей, для которых он якобы снимался.

Гораздо успешнее была деятельность Висконти в другой сфере - в опере. Да и как могло быть иначе, если опера - а вернее сказать, знаменитый миланский оперный театр La Scala - был семейной вотчиной Висконти! Сам театр стоит на том самом месте, где Бернабо Висконти в 1381 году воздвиг Chiesa di Santa Maria alla Scala - «церковь Святой Марии у лестницы». И, возможно, по этой причине шесть веков спустя Висконти стали официальными попечителями La Scala. Во времена Верди этот храм искусства почти целиком содержался на деньги деда Висконти. А когда тот умер, попечительство над театром принял на себя его старший сын Гвидо Висконти де Модрона - как говорили его современники, «отличнейший человек, но едва знающий в музыке семь нот». Будущему режиссеру он приходился дядей. Герцог сделался фактическим директором La Scala и правил самовластно, как все Висконти. За их семьёй была закреплена собственная ложа, а в доме бывали такие музыканты, как Джакомо Пуччини и Артуро Тосканини.

Правда, если режиссёр и познакомился тогда с Тосканини, то факт этот вряд ли запечатлелся в его памяти. В 1908 году, рассорившись с Гвидо Висконти, маэстро на целых тринадцать лет переехал в Америку, где стал полновластным хозяином Metropolitan Opera. Лишь в 1921 году, изгнав ненавистного герцога, он вновь воцарился в La Scala, будучи уже не просто главным дирижёром, а директором и художественным руководителем. «Хватит герцогов!» - решительно заявил он.

В 1929 году Тосканини вновь покинул театр - теперь уже вследствие травли, которую развернули против него люди Муссолини. Вернулся он всего один раз в 1946 году, чтобы продирижировать гала-концертом в честь восстановления разрушенного бомбёжкой здания La Scala. После войны власть в театре вновь захватили Висконти и их ставленники. (Как это похоже на средневековые войны, которые семь веков назад вели их предки - герцоги Милана!) Официальным главным дирижёром стал Виктор де Сабата, запятнавший себя сотрудничеством с Муссолини. А неофициальным - Туллио Серафин, который когда-то был в особом фаворе у Гвидо Висконти и находился в должности главного дирижёра с 1908 по 1918 год - то есть, именно в то время, когда оттуда был изгнан Тосканини. Кроме того, видные позиции в театре занял малоодарённый дирижёр Антонино Вотто, в сотрудничестве с которым Висконти и осуществил свою первую постановку в La Scala - «Весталку» Спонтини. Премьера была приурочена к открытию оперного сезона 1954/1955 и состоялась по традиции 7 декабря (день святого Амброзия, покровителя Милана).

Главную роль в этом спектакле исполняла Мария Менегини-Каллас - жена владельца кирпичных заводов Баттиста Менегини. Руководство La Scala усиленно продвигало её в противовес Ренате Тебальди, которая была любимицей миланской публики и самого Артуро Тосканини. Тёплое отношение к г-же Менегини-Каллас диктовалось не столько её артистическими достоинствами, сколько изрядными суммами пожертвований со стороны её мужа, который рассматривал свою супругу прежде всего как выгодное вложение капитала. Любовная сторона супружества его не интересовала вовсе, так как к женщинам он был безразличен. Возможно, это особенно сближало его и с тогдашним руководством La Scala, и с дирижёрами, которых они продвигали, и с Лукино Висконти, никогда не скрывавшим своей сексуальной ориентации.

Эти люди поставили на Марию Каллас... и они не прогадали. Нервная, эксцентричная, со странной и необычной манерой пения (которую так легко было выдать за некую гениальность), прирождённая трагическая актриса, она как нельзя лучше годилась на ту роль, которую ей предназначили. Как сказал когда-то Пьер Карден, наблюдавший вблизи процесс её раскрутки и сам в нём участвовавший, «Каллас стала одной из первых искусственно спродюсированных звёзд. Ведь рядом с ней с самого начала находились легендарные режиссёры Лукино Висконти, Пьер Паоло Пазолини, Марко Феррери и актёр Марсель Эскофье. Выражаясь современным языком, эта четвёрка продюсеров сделала Каллас с нуля. Думаю, без них у Марии не сложилась бы столь звёздная карьера. Они занимались с ней драматическим искусством, учили держаться на сцене, этикету и прививали чувство вкуса и стиля в одежде. Именно они заставили её похудеть».

Висконти поставил с Марией Каллас три спектакля в La Scala: уже упомянутая «Весталка», «Травиата» (1955) и «Анна Болейн» (1957). Всего же он поставил 44 драматических спектакля, 20 опер, 2 балета... и всего лишь 14 фильмов, больше похожих на оперы. «Кинорежиссер, представитель неореализма» снял за свою жизнь единственный неореалистический фильм - «Земля дрожит». Ярлык, никак не связанный с реальностью. Тем хуже для реальности!

27 июля 1972 года в Риме, на террасе отеля «Эдем», с ним случился ишемический инсульт - тромбоз сосудов мозга. Так странно, что это случилось в «Эдеме», то есть в раю! «Эдемом» назывался театр, основанный когда-то давно его отцом. Его собственный театр именовался другим райским словом - «Элизео». «Эдемский» инсульт привёл к параличу левых конечностей. Висконти был доставлен самолетом из Рима в Цюрих, в ту самую клинику, где с таким же диагнозом провел свои последние дни Томас Манн - его любимый писатель. Режиссёру было всего 66 лет. Судьба даровала ему ещё почти почти 4 года на попечении у родной сестры Уберты. Временами он пытался работать. В комнате, напротив инвалидного кресла, висела его любимая картина кисти Жана-Мария Гини. Она изображала то ли архангела, то ли крылатого демона, распростертого на земле, с поникшей головой и опавшими крыльями. 17 марта 1976 года, дослушав до конца Вторую симфонию Брамса, Висконти сказал: «Вот теперь хватит». Сестра спросила: «Что, ты немножко пресытился музыкой?» - «Да», - ответил он и опустил голову. Через несколько часов его сердце остановилось.

Я уверена, что оказавшись впервые в Граццано Висконти, вы обратите внимание на дома, архитектура которых соответствует эпохе позднего средневековья. Вы удивитесь, если я скажу, что большая часть построек были возведены в начале и первой половине XX века. Неожиданный поворот, правда?

Ниже я расскажу историю этого места, кто был инициатором первых построек и последующих перестроек и какие мероприятия здесь проводят.

История Граццано Висконти тесно связана со знаменитой итальянской семьёй Висконти, представители которой поселились здесь в далёком XIV веке.

Если мы поднимем архивные документы, то обнаружим, что по некоторым данным, первые упоминания о существовавших на этом месте построек датируются XII веком. Говорят, что в это время близлежащими землями владел некий Graccus Graccianum и якобы именно от его имени происходит первая часть названия города – Граццано.

В конце XIII века Джан Галеаццо Висконти даёт разрешение своей дочери Беатриче, которая была замужем за аристократом из города Пьяченца Джованни Ангуиссола, на постройку замка в районе Граццано.

Вплоть до 1884 года замок является собственностью семьи Ангуиссола, когда Графиня Фанни, которая родилась в семье Висконти, но была замужем за одним из Ангуиссола, умирает, не оставив после себя наследников. Её муж и единственный сын умерли. Она передала права на замок своему брату Гуидо Висконти, который относился к миланской ветви семьи.

В начале 1900 герцог Джузеппе Висконти ди Модроне обнаруживает Граццано, которое ещё не носит имя Висконти, в полном упадке. В замке обитают ящерицы и вью гнёзда птицы. Рядом с ним полуразрушенные дома.

Джузеппе Висконти решает преобразить это место и приступает к разработке проекта реконструкции замка и его территорий. Для этого он приглашает архитектора Альфредо Кампанини. Здесь они возводят деревню, чьи постройки напоминают декорации к фильму о позднем средневековье. Именно это мы можем увидеть и в наши дни в Граццано Висконти.

Но проект подразумевал под собой более глубокую идею. Джузеппе Висконти смотрел далеко в будущее и хотел создать здесь не только красивое дополнение к замку, но и полезные структуры, обеспечивающие постоянную работу молодёжи, которые бы могли использовать полученные знания в области деревообработки и ковки. Ведь с его повеления в Граццано была открыта специализированная школа.

По задумке Герцога Граццано Висконти должен был стать городом искусств и привлекательным туристическим центром. Коим он и стал.

В городе вы увидите красивые фрески на домах, многочисленные статуи и художественные мастерские.

Центр города – улица via Carlo Erba Visconti с площадью Piazza Gian Galeazzo Visconti или Бисшионе, приобрела свой окончательный вид в 1915 году, когда здесь была достроена башня, фонтан, колодец, Palazzo Podestarile.

Мне очень понравилась в этом городе церковь, фасад которой и резная дверь поражают своим великолепием и красотой деталей.

Герб Висконти

На улицах города, а также на расположенных здесь домах, вы увидите очень много символов змеи, которая держит в своей пасти человека. Это герб семьи Висконти – бисцион.

Эту эмблему мы можем видеть на гербе города Милана, а также на знаке итальянской автомобильной марки Alfa Romeo.

Местные жители рассказали мне, что ещё два месяца назад в замке жил один из представителей семьи Висконти, но он умер. Сейчас вся семья обитает в Милане. Хотя кое-где написано, что замок до сих пор обитаем и именно поэтому его невозможно посетить.

Парк замка Висконти

При замке есть красивый сад, который был открыт для посещения в 2007 году.
Он занимает площадь 150 000 м2 и был разбит здесь в начале 1900 по проекту герцога Джузеппе Висконти. Парк представляет собой органичное смешение разных стилей и элементов: эклектика, итальянские сады, французские и английские парки. Это романтичное место с красивым убранством, которое составляют фонтаны, статуи, мостики и партеры.

В парке можно увидеть лабиринт, игровой дом, часовню, рабочий кабинет герцога. Среди его обитателей филины, совы, зелёные и красные дятлы, лисы, барсуки, белки, галки, сойки.

Отдельное помещение в парке отведено бабочкам – Butterfly Heaven.

Посещение парка при замке

Его можно посетить только с организованной экскурсией, которые проходят здесь в субботу в полдень, в воскресенье утром и вечером и в праздничные дни.

Экскурсии могут быть отменены из-за плохой погоды или проводимых здесь частных мероприятий, поэтому лучше заранее связываться с организаторами и уточнять.

Особое внимание стоит обратить на вечерние экскурсии, когда можно увидеть сов и сверчков.

Подробную информацию смотрите на сайте

Стоимость посещения парка

7 евро
4 евро – дети от 5 до 14 лет
6 евро – взрослые 65+
5,5 евро – при групповой экскурсии

Привидение в замке

Мне кажется, что практически ни один замок не обходится без истории о привидении.

Рассказывают, что в замке и в парке живёт привидение девушки Алоизы (Aloisa).
Она была женой капитана полиции, который изменил ей и она умерла от боли и ревности. С этого момента её дух не покидало город. В один прекрасный день, приведение Алоизы предстало перед герцогом Джузеппе Висконти, который был медиумом. Она взяла его руку и начала на листе бумаги рисовать своё изображение: она отличалась круглыми формами, невысокая с переплетёнными руками. Вы можете увидеть её статуи в Граццано Висконти.
Говорят, что Алоиза несёт любовь тем, кто дарит свою улыбку Граццано Висконти. Со временем она стала своеобразным символом защиты влюблённых. Рядом с её статуей много цветов и сувениров, которые приносят сюда посетители в надежде на удачу в любви.

Мои впечатления от посещения города

Я не могу сказать, что я влюбилась в этот город. Для меня он очень приторный, слишком много всего на очень маленькой площади. Я считаю, что один раз сюда нужно приехать… Поеду ли я ещё раз? Наверное, нет. Поеду ли на какое-то интересное мероприятие? Наверное, да.

Как добраться до Граццано Висконти

Граццано Висконти расположен в 12 км от города Пьяченца и в 89 км от Милана.

Добраться сюда можно на машине по платной автостраде A51 и A1 из Милана или из Брешии.

На автобусе E35 или E34 от города Пьяченца. Из Милана до Пьяченцы можно доехать на поезде.

Миланский род Висконти является более знаменитым. Изначальная родственная связь между двумя семьями с одной фамилией не обнаружена. В качестве эмблемы сардинский род использовал петуха, а миланцы - змея, глотающего младенца .

К числу наиболее знаменитых представителей рода принадлежат папа римский Григорий X и кинорежиссёр Лукино Висконти (из герцогов Модроне, потомков Уберто, брата Маттео I).

Пизанские Висконти

Первым Висконти, упоминаемым в Пизе, был некий патриций Альберто. Его сын Эльдицио носил титулы патриция и консула в 1184-85 гг, а внуки - Ламберто и Убальдо I привели семью к вершинам власти в Пизе и Сардинии. Оба они были патрициями и подеста .

В 1212 году Пиза находилась в полной анархии и различные группировки боролись за власть. В середине января 1213 года Гийермо I Кальярский возглавил коалицию против Висконти, которая в битве у Массы разгромила союзные войска города Лукки и Убальдо Висконти. Затем Пиза была разделена между четырьмя «ректорами», одним из которых стал Висконти. Сардинские Висконти продолжали принимать участие в политической жизни Пизы до конца века, но после битвы при Массы их влияние значительно сократилось.

Правитель Сардинии Эльдицио Висконти был женат на дочери Торкиторио III Кальярского , которая родила ему Ламберто и Убальдо. В 1207 году Ламберто женился на Елене, наследнице Барисоне II Галлурского , обеспечив таким образом власть над северо-восточной частью острова (столица Чивита). В 1215 году он и Убальдо распространили свою гегемонию над Гвидикато Кальяри на юге острова. Благодаря удачному браку сын Ламберто, Убальдо II получил власть на некоторое время и над Логудоро. К середине XIII века благодаря Висконти власть пизанцев над островом было неоспорима, так как они находились в союзе с другими могущественными родами как Пизы (Герардески и Капрайя), так и Сардинии (Лакон и Бас-Серра).

Висконти - владетели Галлуры

Ламберто (1207-1225)
Убальдо (1225-1238)
Иоанн (1238-1275)
Нино (1275-1298). Его жена Беатриче д’Эсте (ум. 15 сентября 1334), вторым браком 24 июня 1300 вышла замуж за Галлеацо I Висконти, государя Милана.,
Иоанна (1298-1308). Сводная сестра Аззоне Висконти, сына Галлеацо I Висконти

Миланские Висконти

Реальным основателем миланского рода был архиепископ Оттоне Висконти , отобравший контроль над городом у семьи Дела Торе в 1277 году . Династия правила Миланом со времен раннего Ренессанса - сначала как простые государи, затем, с приходом могущественного Джан Галлеаццо Висконти ( -) (который почти смог объединить Северную Италию и Тоскану) - уже в качестве герцогов. Владычество рода над городом закончилось со смертью Филиппо Мария Висконти в 1447 году . Милан был унаследован (после короткой республики) мужем его дочери, Франческо Сфорца , основавшим новую, не менее знаменитую, династию - дом Сфорца , которая включила в свой герб эмблему Висконти.

Висконти - правители Милана

Оттоне Висконти , архиепископ Милана (1277-1294)
Маттео I Висконти (1294-1302; 1311-1322)
Галеаццо I Висконти (1322-1327)
Аццоне Висконти (1329-1339)
Лукино Висконти (1339-1349)
Джованни Висконти (1339-1354)
Бернабо Висконти (1354-1385)
Галеаццо II Висконти (1354-1378)
Маттео II Висконти (1354-1355)
Джан Галеаццо Висконти (1378-1402) (первый герцог Милана, сын Галеаццо II)
Джованни Мария Висконти (1402-1412)
Филиппо Мария Висконти (1412-1447)

Напишите отзыв о статье "Дом Висконти"

Литература

// Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.

Ссылки

Ковалёва М. В.

Отрывок, характеризующий Дом Висконти

Во время своего выздоровления Пьер только понемногу отвыкал от сделавшихся привычными ему впечатлений последних месяцев и привыкал к тому, что его никто никуда не погонит завтра, что теплую постель его никто не отнимет и что у него наверное будет обед, и чай, и ужин. Но во сне он еще долго видел себя все в тех же условиях плена. Так же понемногу Пьер понимал те новости, которые он узнал после своего выхода из плена: смерть князя Андрея, смерть жены, уничтожение французов.
Радостное чувство свободы – той полной, неотъемлемой, присущей человеку свободы, сознание которой он в первый раз испытал на первом привале, при выходе из Москвы, наполняло душу Пьера во время его выздоровления. Он удивлялся тому, что эта внутренняя свобода, независимая от внешних обстоятельств, теперь как будто с излишком, с роскошью обставлялась и внешней свободой. Он был один в чужом городе, без знакомых. Никто от него ничего не требовал; никуда его не посылали. Все, что ему хотелось, было у него; вечно мучившей его прежде мысли о жене больше не было, так как и ее уже не было.
– Ах, как хорошо! Как славно! – говорил он себе, когда ему подвигали чисто накрытый стол с душистым бульоном, или когда он на ночь ложился на мягкую чистую постель, или когда ему вспоминалось, что жены и французов нет больше. – Ах, как хорошо, как славно! – И по старой привычке он делал себе вопрос: ну, а потом что? что я буду делать? И тотчас же он отвечал себе: ничего. Буду жить. Ах, как славно!
То самое, чем он прежде мучился, чего он искал постоянно, цели жизни, теперь для него не существовало. Эта искомая цель жизни теперь не случайно не существовала для него только в настоящую минуту, но он чувствовал, что ее нет и не может быть. И это то отсутствие цели давало ему то полное, радостное сознание свободы, которое в это время составляло его счастие.
Он не мог иметь цели, потому что он теперь имел веру, – не веру в какие нибудь правила, или слова, или мысли, но веру в живого, всегда ощущаемого бога. Прежде он искал его в целях, которые он ставил себе. Это искание цели было только искание бога; и вдруг он узнал в своем плену не словами, не рассуждениями, но непосредственным чувством то, что ему давно уж говорила нянюшка: что бог вот он, тут, везде. Он в плену узнал, что бог в Каратаеве более велик, бесконечен и непостижим, чем в признаваемом масонами Архитектоне вселенной. Он испытывал чувство человека, нашедшего искомое у себя под ногами, тогда как он напрягал зрение, глядя далеко от себя. Он всю жизнь свою смотрел туда куда то, поверх голов окружающих людей, а надо было не напрягать глаз, а только смотреть перед собой.
Он не умел видеть прежде великого, непостижимого и бесконечного ни в чем. Он только чувствовал, что оно должно быть где то, и искал его. Во всем близком, понятном он видел одно ограниченное, мелкое, житейское, бессмысленное. Он вооружался умственной зрительной трубой и смотрел в даль, туда, где это мелкое, житейское, скрываясь в тумане дали, казалось ему великим и бесконечным оттого только, что оно было неясно видимо. Таким ему представлялась европейская жизнь, политика, масонство, философия, филантропия. Но и тогда, в те минуты, которые он считал своей слабостью, ум его проникал и в эту даль, и там он видел то же мелкое, житейское, бессмысленное. Теперь же он выучился видеть великое, вечное и бесконечное во всем, и потому естественно, чтобы видеть его, чтобы наслаждаться его созерцанием, он бросил трубу, в которую смотрел до сих пор через головы людей, и радостно созерцал вокруг себя вечно изменяющуюся, вечно великую, непостижимую и бесконечную жизнь. И чем ближе он смотрел, тем больше он был спокоен и счастлив. Прежде разрушавший все его умственные постройки страшный вопрос: зачем? теперь для него не существовал. Теперь на этот вопрос – зачем? в душе его всегда готов был простой ответ: затем, что есть бог, тот бог, без воли которого не спадет волос с головы человека.

Пьер почти не изменился в своих внешних приемах. На вид он был точно таким же, каким он был прежде. Так же, как и прежде, он был рассеян и казался занятым не тем, что было перед глазами, а чем то своим, особенным. Разница между прежним и теперешним его состоянием состояла в том, что прежде, когда он забывал то, что было перед ним, то, что ему говорили, он, страдальчески сморщивши лоб, как будто пытался и не мог разглядеть чего то, далеко отстоящего от него. Теперь он так же забывал то, что ему говорили, и то, что было перед ним; но теперь с чуть заметной, как будто насмешливой, улыбкой он всматривался в то самое, что было перед ним, вслушивался в то, что ему говорили, хотя очевидно видел и слышал что то совсем другое. Прежде он казался хотя и добрым человеком, но несчастным; и потому невольно люди отдалялись от него. Теперь улыбка радости жизни постоянно играла около его рта, и в глазах его светилось участие к людям – вопрос: довольны ли они так же, как и он? И людям приятно было в его присутствии.

Висконти (Visconti, от vescomes – виконты), итальянский аристократический дом. Первый исторически известный деятель из этого дома был Элипрандо, назначенный в 1037 году миланским вице-графом (vice-comes или visconte); сын его, рыцарь Оттоне, принял отцовский титул как прозвище и назвался Висконти. При поддержке папы Урбана IV Оттон Висконти II (1207-1295), будучи архиепископом Милана, вступил в противоборство с фамилией Делла Торре, в то время правившей Миланом. В 1277 в битве при Дезио войска Делла Торре потерпели поражение, и Оттон стал править единолично, ссылаясь на старинные права миланских архиепископов на светскую власть. В 1287 он передал власть внучатому племяннику Маттео (1250-1332), получившему прозвище Великий (Il Grande) и удостоенного в 1311 году сана императорского викария и миланского графа.

Маттео собрал собственную сильную наемную армию, к 1315 ставшую сильнейшей в Северной Италии. Власть Милана распространилась на Павию, Пьяченцу, Бергамо, Новару и другие города севера. Во время правления потомков Маттео Висконти власти Милана подчинились Болонья и Генуя, были возвращены территории, утраченные во время конфликта с папой Иоанном XXII. Из правителей семейства Висконти в 14 веке наиболее известен Галеаццо II (около 1321-1378). Резиденция Висконти находилась в то время в Павии, Галеаццо II основал здесь университет и прославился как покровитель художников и поэтов, в том числе Петрарки. Внутри своих владений представители рода Висконти проводили независимую политику, но их внешняя политика была единой. Они выступали против папства и вели борьбу с Флоренцией.

Правнук Маттео Висконти, Джангалеаццо (1347-1402), принял титул герцога Милана и графа Павии в 1395 году, к этому времени владения Висконти распространялись почти на всю северную Италию. Сын его, Филипп Мариа (1391-1447), имел только дочерей, и власть перешла к его зятю Франческо Сфорца. После смерти Филиппа Марии Сфорца унаследовал герцогство, одержав победу над королем Альфонсо V Арагонским. Боковые линии дома Висконти существуют до настоящего времени; к одной из них принадлежит семья известных археологов.

Герб семьи Висконти носит собственное имя Бисцион (Il Biscione). Этот древний герб представляет собой лазурного змея на серебряном фоне, держащего в пасти человека. Этот символ появился в гербе Висконти в 12 столетии во время крестового похода, когда согласно легенде, Оттоне Висконти победил в поединке сарацинского принца и забрал его щит с изображением змеи, глотающей младенца Христа. Рыцарь Оттоне Висконти вернулся в Милан покрытый ратной славой освободителя Священной земли, после чего решил избрать этот символ своим гербом.

Висконти Джованни-Баттиста-Антонио (1722-1784) – знаменитый итальянский археолог, друг историка искусства Иоганна Иоахима Винкельмана (1717-1768), высоко ценившего его познания и вкус. Висконти сменил этого немецкого ученого в 1768 году в должности главного интенданта римских древностей и принимал существенное участие в устройстве Пио-Клементинского музея.

Когда в 1395 году Джангаллеаццо Висконти стал герцогом, он добавил к Бисциону черных орлов (в знак того, что Миланское герцогство являлось частью Священной Римской империи). Герб Милана и дома Висконти, таким образом, стал представлять четырехчастный гербовый щит, два серебряных поля которого занимали змеи и два золотых – орлы.

Висконти Эннио-Квирино (1751-1818) – сын Джованни-Баттиста-Антонио Висконти, с детских лет выказал блестящие способности к словесности и древним языкам и тринадцати лет от роду перевел на итальянский язык стихами "Гекубу" Эврипида; в 1771 году получил место библиотекаря Ватикана, выказал редкую проницательность в исследовании классических древностей. В 1784 году Висконти был назначен консерватором Капитолийского музея, в 1798 занял пост министра внутренних дел Римской республики, бежал во Францию, когда неаполитанцы напали на Рим, был милостиво принят первым консулом Бонапартом в 1799 году и вскоре затем назначен в начальники Музея древностей и картин, устроенного в Лувре. Впоследствии Висконти занимал кафедру археологии в Парижском университете и состоял членом французского института. Главные его сочинения: "Пио-Клементинский музей" (Рим, 1782-1807, 7 томов – труд, предпринятый его отцом, но исполненный всецело им одним, за исключением нескольких частей первого тома, и составивший своим появлением эпоху в художественной археологии), "Музей Кьярамонти" (Рим, 1808, том, служащий дополнением к предыдущему сочинению, "Триопейские, ныне боргезские, греческие надписи" (Рим, 1794); "Габианские памятники виллы Пинчьяна" (Рим, 1797); "Греческая иконография" (Париж, 1808, 3 тома с атласом) и "Римская иконография" (Париж, 1817). Два последних сочинения Висконти были составлены по поручению Наполеона I и великолепно изданы на счет французского правительства. Эннио-Квирино Висконти написал сверх того немало замечательных рассуждений и исследований по различным вопросам классической археологии.

Висконти Луи (1791-1854) – внук Джованни-Баттиста-Антонио Висконти, архитектор, ученик Шарля Персье и Пьера Франсуа Фонтена в Париже, украсивший этот город многими сооружениями, каковы, между прочим, фонтаны Гельона, Мольера и Лувуа, церковь святого Сульпиция и один из корпусов Лувра (между Луврским двором и несуществующим теперь дворцом Тюльери). Но главное произведение Луи Висконти – гробница Наполеона I в церкви Дома инвалидов.